Ряд случайных чисел [СИ] - Елена Павлова

— Знаешь… очень разумно — но очень противно, — сморщился Гран.

— А самое разумное — оно всегда почему-то очень противное, не замечал? — хмыкнула Дора. — Разум — это вообще неестественно, внутри у каждого разумного сидят здоровые неразумные инстинкты и сопротивляются изо всех сил. Ты мне сам только что рассказывал — азарт, охота, добыча — м-м-м? Вот именно. Хотя, если честно, по-моему, эти ваши плоды охоты еще противнее должны быть. Шея грязная, от страха вспотевшая, да еще и обделается кто-нибудь со страху — скажешь, не было такого? Не поверю! — вампир сморщился, покивал. — Ты не торопись, ты подумай. Я ж не предлагаю ее тебе у себя дома держать! Соорудить удобное помещение, ухаживать по очереди — и питаться по очереди — так интереснее?

— Типа разводить! — пьяно хихикнула Милль. — Как поросят! Ферма «Кр-ровинка»! Столовая «Отсоси»! Ххи-и!

— Надо подумать, — нахмурился Гран.

— Подумай, — кивнула Дора. — Это все, конечно, очень рыхло, но ведь это пока просто идея. Просто, видишь ли, если вы не хотите, чтобы вас боялись — и, соответственно, ненавидели — элемент охоты нужно устранить полностью. Чтобы даже мысли такой — поохотиться — не возникало. А главное — чтобы люди забыли, что вы МОЖЕТЕ охотиться. Иначе вас БУДУТ бояться и, соответственно, ненавидеть. И пытаться убить, естественно, — пожала Дора плечами. — А вот еще одна идея. Можете ли вы сочинить такое заклинание, чтобы жидкость в чем-то не кончалась?

— Так… ессь такое. «Неиссякаймый иссоч-ник!» — икнула Милль. — Оттоно! На буты-ил-ке.

— Жнец Великий! Да сколько ж ты уже выпила-то? Миля! Ты же в зюзю! То-то я смотрю, в бутылке не убывает! Деточка!

— Выйпила-а-а? Не зна-ик! — ю-у-у… Мноха! И-ишо моху! Щас-с-с, о! Матри! О! Ик! И не зюз-зя я, а я!

— Ой, бли-ин! Ага, молодец. А на живое существо — Миля! — на человека, например, его повесить можно?

— Афф-ик! — ехознайт! — Милль вошла в ритм: налила — выпила. Налить получалось, в рюмку — не всегда, коварная посуда все время норовила отползти в сторону в самый ответственный момент. По столу расползалась пахучая коньячная лужа.

— Гран, да что ж ты смотришь? Убери от нее бутылку, ей же плохо станет! Ох, кошмар какой!

— Смешная какая… — прошептал Гран, с удивлением и нежностью глядя на жену. Милль закусывала. С пьяной бесшабашностью свалив салаты в одну миску, она бодро чавкала получившимся месивом. Ведущиеся под ухом разговоры о трупах и крови ее явно больше не волновали. Какие глупости, право слово! Тут бы вилку ртом поймать, а то она такие странные траектории перед лицом выписывает! Приходится ее вот так вот к краю миски… и — ам! Вот то-то! Ибо нефиг! Наглая посуда!

— Шам — ик! — шмешной! — прочавкала она, крепко держа бутылку и отмахиваясь вилкой от пытавшейся отобрать коньяк Доры. — Уди-и-и! Йа-а вам афаф… афта-авлю! — обнадеживающе кивнула она всем трем Дорам сразу. — Тута мно-оха ишо!

— Заклинание сними, — одними губами сказала Дора Грану.

— Не могу, — развел тот руками. — Для этого отобрать надо, а ты ж видишь… Никогда ее такой не видел! Прелесть!

— Зато завтра будет ужасть! — пообещала Дора. — Ладно, это безнадежно. Тогда еще вопрос. Есть ли у вас место для бездомных? Беженцев огромное количество, но бежали они не от эльфов конкретно, а со страху, от неизвестности. Сейчас большинство в ужасном положении, без денег, без работы, без дома. Есть ли у вас возможность их принять и разместить? Сколько? В какие сроки?

Они разговаривали, пока Милль не уснула — классически, лицом в салат. С Грана можно было писать картину «Умиление». Он выдал Доре горсть печатей и ушел, бережно прижимая к груди свою пьяную в лоск и перемазанную в салате драгоценность. Дора посидела немного в опустевшей столовой, озирая учиненный Милль разгром. Ну, салаты — ладно. Большую часть месива хрупкая эльфа умяла под коньячок, а меньшую унесла… м-м-м… на себе. А вот нафиг было торт облизывать? Нет, понятно, сливки взбитые — это вкусно, но чтоб так… тщательно… А вот фрукты, для нее специально купленные, все остались без внимания. Зато коньяка теперь — хоть залейся! Как в сказке — бездонная бутылка! Да-а! Дора вздохнула, отнесла останки невинно убиенного торта на лед и занялась делом. Дела было много — на всю ночь, и называлось оно провокацией.

В тускло освещенную двумя свечками срочную операционную центральной больницы поскреблась маленькая седенькая старушка с большим мешком за спиной.

— Милыя! А хдейт тута спокой прыемнай, а? Чейт заблукала я, уж скажи, милыя!

— В вечный тебе пора, а не в «прыемный», — пробурчала себе под нос медсестра, кипятившая инструменты на спиртовке. — Прямо, бабушка, прямо! Не дошла ты еще. Во-от туда тебе.

— Ото пряминько? От спасибо-то! Обойди тя Жнец, ох, святый серп его, дай тебе здоровья! А чейт светится-то у тебя, ась? Ото тута, в уголку-то?

— Светится? Бабуль, шла б ты в «спокой», а? Ой, и правда! Ой, мама, что это? Ой, мамочки! Райн Харат! Райн Хаара-а-ат!!!

Из прорезей на одной стороне мешка складывалась светящаяся надпись «Извините!». К веревке на горловине была прицеплена записка — самые заурядные бумага и карандаш, никакой экзотики — «Никому не говорите. Если надо еще — нарисуйте цифру на окне». Из мешка райн Харат, хирург, и райя Дина извлекли 30 ослепительно сияющих шариков. Вели они себя дружелюбно, удрать не пытались, сидели, куда посадишь. Через час у операционной бушевал скандал: свет хотели все, шариков явно было меньше, чем желающих. Страсти накалялись. После того, как драку отоларинголога с гастроэнтерологом удалось прекратить, было решено распределить шарики по три на этаж, и по одному дополнительно в каждую операционную. На восемь трехэтажных корпусов этого, конечно, было мало, но цифра «2000», сразу же нарисованная на окне масляной краской, внушала надежу на изменения в жизни. Про старушку никто уже не помнил — таких много. А старушка добралась до дома только к утру, еле крутя педали от усталости. Дора сгрызла кусок холодной запеканки и рухнула в постель, даже не попытавшись вымыться.

Утро было ужасным. Ну, положим, утро — сильно сказано, но… А как встала — так и утро, кому какое дело! Подумаешь — три часа дня! Ей-то не легче! Болело все. Дора неплохо знала анатомию, но о существовании таких мышц в таких местах… Ужас! Зато сейчас старушку она изобразила бы виртуозно, даже притворяться бы не пришлось. Нет, нафиг такие подвиги! Вот посмотрим, что из сегодняшней ночи получится — и, если будет так, как надо, будем новых знакомых припахивать! У них порталы, им педали крутить не надо — пусть они и несут свет в массы! А мы, Дора Первая, стары уже так развлекаться. Дора облепилась перцовым пластырем везде, где достали руки, и стала ползать по дому. Надо хоть пыль вытереть, что ли. Хоть где-то, хоть что-то, чтобы хоть домой не противно возвращаться было. Завтра ведь уйдет неведомо, на сколько — а здесь и так хоть капусту сей на полу.